Порядочная женщина  - Тереза Энн Фаулер

– Но мы ведь сами себя ограничиваем строгими общественными нормами, – возразила Консуэло. – А мужчины ограничивают нас еще больше и продолжат это делать, если мы им не запретим.

Женщина, которая шла за ними, крикнула:

– Верно! Верно!

– Когда Оливер был избран членом Конгресса, я устроила званый ужин, на котором почетными гостями стали сестры Вудхалл и Клафлин, основательницы «Еженедельника». Ты знала, что Виктория Вудхалл собиралась выдвинуть свою кандидатуру на пост президента? Мне тогда было лет девятнадцать, не больше, и я вообще не думала о таких вещах – я хотела выйти замуж, а до того, кто заседает в Белом доме, мне и дела не было! Так вот, за ужином они с сестрой прочитали нам увлекательную лекцию о том, почему женщины должны получить право голоса. Конгрессменов такой поворот, разумеется, вывел из себя – может быть, именно поэтому мне так понравился тот вечер.

Консуэло рассмеялась:

– А вы всегда были такой бунтаркой?

– И да, и нет. Я всегда пыталась играть по правилам, но у меня это не очень хорошо получалось.

– А мне не по душе агрессия. В этом я больше похожа на папу.

– Ты думаешь, твой отец не агрессивен? – рассмеялась Альва. – Наверное, для тебя он до сих пор остается чем-то средним между Николаем Чудотворцем и бассет-хаундом.

– В любом случае… все эти… страсти. – Консуэло обвела рукой толпу. – Меня они пугают. Для чего они? Ведь мы и без этого делали успехи…

– Консуэло, всю мою жизнь женщины терпеливо обсуждали подобные вопросы друг с другом и с мужчинами, которые стоят у власти – теми, кто пользуется нашей вежливостью и сговорчивостью, порицая любое отличное от этого поведение. Мужчины уважают только силу. И мы должны стать сильными.

И снова женщина поблизости крикнула:

– Верно, верно!

Альва продолжила:

– Я чувствую свою вину – до сегодняшнего дня я не дала этому движению ничего, кроме пустых разговоров. Ты подаешь мне хороший пример. Как и все эти люди.

Все эти люди – процессия из сотен женщин, – безусловно, производили впечатление. Но от того, что они увидели, дойдя до Гайд-парка, у Альвы перехватило дыхание. В обычное время в июне Гайд-парк представлял собой обширное зеленое пространство и походил на Центральный парк в Нью-Йорке. Но сегодняшний день не был обычным. Сегодня здесь яблоку негде было упасть от заполонивших его людей – в основном женщин, хотя попадались и дети, а также немало сочувствующих движению мужчин. В парке не осталось и свободного клочка травы. Вдоль дорожек стояли фургончики с едой и столики с брошюрами и символикой в цветах Союза. Неподалеку духовой оркестр играл марш.

От всего увиденного Альва воспряла духом. Как и американки, британские женщины более пятидесяти лет требовали равноправия, и более пятидесяти лет им говорили, что общество рухнет, если мужчины предоставят им эти права. Предоставят! Как будто права хранились в банковских сейфах, и мужчины могли раздавать их лишь тем, кого считали достойными.

Чем старше становилась Альва, тем более нелепой ей казалось такое положение дел. Она сама была умнее, интеллигентнее и способнее едва ли не всех мужчин, которые встречались ей в жизни, и хотя она не могла с уверенностью заявить, что любая женщина справилась бы с мужскими обязанностями лучше – хуже они бы точно не сделали. Если законы поменяются в Англии, ее примеру последуют другие страны. Альва не знала ни одного американского джентльмена, который бы не хотел во всем походить на своего английского собрата.

– У меня от этих жареных орехов слюнки текут! – воскликнула Альва. – Купим немного? И посмотри – фургончик с колбасками! Я не ела уже… – Подняв глаза к безоблачному небу, она сказала: – Вот видишь, я проголодалась. Так что не волнуйся, чахнуть я не собираюсь.

– Мама, с кем ты разговариваешь?

– С колбасками, конечно, столько возни… Ограничимся орехами. – И она отошла, оставив дочь в недоумении.

Альве не удалось понять, что изображал ее взгляд – беспокойство или изумление, но это и не важно.

Пусть все думают, что она помешалась, – те, кто не терял любимого человека, не знают, какая это отдушина – поговорить с призраком. Не то чтобы Альва безоговорочно верила в существование призраков – она всего лишь его не отрицала. Ей было приятно, что желание перекинуться с Оливером словечком возникло у нее сейчас – будто им и в самом деле удалось приехать вместе, и теперь он с ней рядом.

На территории парка установили двадцать помостов, на каждом из которых выступит известная представительница суфражистского движения Англии. Альву больше всего интересовало выступление Эммелин Панкхерст, поэтому вместе с Консуэло они направились туда, где она должна была говорить. Перед помостом, под охраной полицейских, в пять рядов стояли раскладные стулья для приглашенных гостей и почетных лиц. Когда Альва устроилась на своем месте, Консуэло представила ее нескольким знатным дамам, которые, как и Консуэло, уделяли свое время и силы вопросу о правах женщин. Позади них стала собираться толпа – приближалось время выступления миссис Панкхерст.

Альва знала о ней немного. Миссис Панкхерст моложе ее на пять лет. До того, как овдоветь, была замужем за джентльменом прогрессивных взглядов. Правами женщин начала заниматься тридцать лет назад, но лишь недавно, потеряв терпение от медлительности и неэффективности способов, к которым прибегали ее коллеги, порвала с ними и основала новую, решительно настроенную организацию под названием «Женский социально-политический союз». Упрямая и бесстрашная женщина.

Группа полицейских провела сквозь толпу нескольких дам к правой части помоста. Женщина одного с Консуэло возраста (но, в отличие от нее, совершенно не грациозная) зашла по ступенькам на платформу и подняла руки в знак приветствия. Потом подождала, пока толпа утихнет. К ее платью, как у многих, была приколота зелено-бело-пурпурная лента.

– В этот исторический день, – прокричала она, – мне выпала честь представить вам женщину, настойчивость и мудрость которой всегда будут говорить нам о ее лидерских качествах! Ее неутомимые усилия и приверженность борьбе за наши права делают ее примером для нас всех. Встречайте – Эммелин Панкхерст!

Под радостные крики толпы Эммелин Панкхерст заняла место говорившей и встала перед морем людей со спокойным, даже несколько сухим выражением на лице, сцепив руки на груди. Через плечо у нее была перекинута лента с надписью «Право голоса для женщин».

Хотя миссис Панкхерст выглядела спокойной, ее лицо было полно того магнетизма и драматичности, которые часто присущи титулованным особам. Длинный, патрицианский нос, глубоко посаженные глаза, каштановые волосы и кипенно-белая шляпка. Ее платье тоже сверкало белизной. Ястребиным взором она обвела толпу: женщин в воскресных платьях и женщин в лохмотьях, женщин в шляпках и без, блондинок, брюнеток, шатенок, рыжих, седеющих и совсем седых. Женщин с младенцами на руках. Женщин с прислонившимися к их ногам маленькими дочерьми. Всех тех, кто устал от того, что правительство их не слышит, но собрался с силами, чтобы в свой единственный выходной прийти и часами стоять в Гайд-парке в ожидании выступления всего лишь одной женщины. И теперь они радовались миссис Панкхерст, словно та освободит их от бремени, как персидский царь Кир освободил евреев из вавилонского плена.